— Как, еще не кончено?
— Это невозможно. Мне нужно в театр! Сколько их там!
— Вы очень легкомысленны, молодой человек. Не забывайте, что мы пришли сюда не для удовольствия, что мы выполняем общественную обязанность, возложенную на нас нашим званием сытых и честных людей…
— Но честное слово!..
— Позвольте. Не забудьте, что каждый день…
— Исключая праздники.
— Конечно, исключая праздники, когда мы ходим в церковь и театр, — каждый день во всех местах нашей земли, где есть только культура, заседает суд и судит, и все-таки не может всех осудить…
— Кого надо.
— Конечно, кого надо. Подумайте, что произойдет, если только хотя на время суд приостановит свои действия…
— Но честное слово…
Царь Голод. Секретарь просит сообщить, что он сделал четыре ошибки, но не может найти — где. Ошибки, впрочем, таковы, по его словам, что могут послужить источником действующего права.
Секретарь быстро кланяется. Слабые аплодисменты.
Царь Голод. Введите следующего голодного.
Быстро вводят двоих: худенького Мальчика в наморднике и пожилую, оборванную Женщинус выражением на лице муки и растерянности. Женщина всем низко и часто кланяется.
Ты что сделал, голодный?
Один из судей, тощий, внезапно прерывает:
— Позвольте, почему она без намордника?
Тюремщик. Это мать обвиняемого. Она хочет говорить за него.
— Раз она хочет говорить, значит, и ей надо надеть намордник. Делаю вам замечание. Секретарь, запишите.
— Что же ты сделал, голодный?
Женщина (падает на колени и молитвенно поднимает руки). Пожалейте! Ведь он для меня украл яблоко, судья. Я больна была, он подумал: дай принесу ей яблоко. Пожалейте его! Скажи им, что больше не будешь, ну! Да говори же!
Голодный. Я больше не буду.
Женщина. Уж я сама наказывала его… Пожалейте его молодость, не режьте у корня его красные денечки!
— Конечно, пожалеешь одного, а там готов и другой. Нужно в корне пресекать…
— Нужно иметь мужество быть безжалостным.
— Это лучше и для них.
— Сейчас он мальчик, а вырастет…
— Мамочка, мне жаль бедную женщину. Можно послать ей милостыньку?
— А у тебя есть мелочь?
— Прелестное дитя! Какое сердце!
Царь Голод. Прошу господ судей принять вид размышляющих.
В течение всей процедуры мать с надеждою смотрит на Судей. Когда Смерть стучит кулаком по столу и кричит хрипло: «Осужден — во имя дьявола!»
— Женщина вздрагивает и встает с колен.
— Голодный, ты осужден.
В бешенстве, поднимая к небу руки. Женщина кричит исступленно:
— Так будьте же прокляты! Пусть так же погибнут ваши дети! Пусть искусают их бешеные волки!
— Намордник! Скорее намордник!
— Пусть высохнет их сердце! Пусть в камень претворится их душа! Пусть…
Женщине надевают намордник. Ликующий голос Председателя-Хулигана:
— Отец! Ты видишь, как они жалеют наших детей. До завтра!
— До завтра!
— Тише!
— Вижу, сын мой!
— Тише! Кто это?
— Тише!
Царь Голод. Введите следующего голодного.
С большими предосторожностями трое тюремщиков вводят человека необычайно мощного вида. Взгляд у него ясный и открытый, говорит просто и спокойно:
— Ты что сделал, голодный?
— Я не знаю. Я не сделал ничего. Я надеюсь, что суд освободит меня. Я всегда был покорен и делал то, что мне приказывали.
Общее недоумение.
Царь Голод (перешептывается с Судьями и обращается к Зрителям). Я вижу, господа, что для вас не совсем ясна вина этого человека. Но она велика, и вы сейчас поймете это. Он раб — и для раба он слишком силен и честен. Уже одним этим он оскорбляет нас, как людей утонченной культуры и, следовательно, не сильных. Затем: сегодня он послушен, но кто поручится за завтрашний день? И тогда в его силе и честности мы найдем жестокого и опасного врага. Несомненно, он достоин смерти — во имя справедливости.
— Это совершенно справедливо. Сильные рабы опасны, даже когда они послушны.
— Да. Я нахожу, что Царь Голод наш истинный друг.
— Какое возмутительное тело. Раб — и такие прямые ноги!
— В цепи его!
— Он разорвет цепи. Смерть ему! Смерть!
Царь Голод. Прошу господ судей принять вид размышляющих.
Судьи размышляют, и Смерть стучит кулаком:
— Осужден — во имя дьявола!
Юношу с теми же предосторожностями уводят, и на его место появляется следующий Голодный. Это существо необычайно дикого вида. Длинные до колен руки с огромными, морщинистыми, грязными конечностями, голова и лицо сплошь заросли спутанными волосами, тусклые глазки, звериная походка носками внутрь, боязливая и мнительная. Но есть попытки к чему-то человеческому.
Так, существо одето в какой-то очень странный, первобытный костюм: соединение коры деревьев, хитросплетенной грубой материи и каких-то подвязок. При входе оно даже делает попытку причесаться, но запутывается рукою в волосах.
— Да это горилла!
— Боже мой! Неужели мы будем судить еще целый зоологический сад! У меня театр!
— Нет, это человек.
— Да нет, горилла! Вы посмотрите на его голову.
— На руки!
— Не нужно снимать намордника. Оно, быть может, кусается!
— Оно кланяется!
— Оно человек!
— Да нет же! Оно дрессированное. Что это?
— Нужен каталог! В этих случаях нельзя без каталога! Как же мы будем судить, не зная, как оно называется!