Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910 - Страница 68


К оглавлению

68

Не выходил из поповского дома и чахоточный дьякон: он окончательно потерял всякое соображение и только безнадежно взывал. Попробовали с самого начала послать его к о. Ивану разведчиком, но ничего из этого не вышло: о. Иван с первых же слов выгнал его и даже на пороге ударил дьякона в спину сухоньким костлявым кулаком. Это все видели, и дьякону, помимо всего прочего, было нестерпимо совестно; он подергивал плечами, как будто его кусало между лопаток, и иронически ухмылялся.

Изредка кто-нибудь подходил к двери и осторожно стучал:

— Не хотите ли стакан чайку, отец Иван? Нерешительное молчание и потом ответ:

— Давай.

В узенькую щель просовывалась сухая старческая рука, в самих пальцах которой чувствовалась злая готовность ко всяческому бою. Но всех радовал ответ о. Ивана, как будто ожил покойник или запросил пищи тяжело больной; и нежно предлагали:

— Бараночек не хотите ли, отец Иван? Хорошие баранки.

— Нет.

— А войти можно? Мне бы, собственно, только на минутку, — умильно улыбался в стену о. Сергий.

— Нет. Незачем.

И только на второй день, очевидно, соскучившись без противников, поп разрешил о. Сергию войти. И, когда о. Сергий слегка боком втиснулся в приоткрытую дверь, дьякон даже скрипнул зубами от волнения.

— Здравствуйте, отец Иван.

— Здравствуйте, отец Сергий.

И больше ничего. Помолчали. Еще помолчали; за стеной, у самой двери кто-то густо в землю сопел — видимо, подслушивал. Это приободрило о. Сергия.

— А что, слыхали ль, отец Иван, — начал он весело и совсем издалека, — только не знаю я, правда это или нет, будто есть в Америке такие, которые называемые мурмоны или гурмоны…

— Не знаю.

— Как же, как же, есть! Мне соборный протодьякон рассказывал. И будто у них, не знаю только, правда это или нет, — заговорщически склонился он к самому лицу о. Ивана, — существует такое отчетливое понятие о таинстве святого брака, по которому можно иметь жен… даже до сотни. И вот думаю я…

О. Иван сострадально покачал головой.

— Ну и глуп же ты, отец Сергий. Учили тебя, учили, а хуже ты всякого мужика. Мурмоны! Сам ты мурмон!

— Но по закону Магометову…

— Молчи уж — ты и своего-то закона не знаешь. А тоже — по закону Магометову!..

— Да ведь он нехристь, Магомет.

— А ты кто? Тоже нехристь. Только он откровенно все объясняет, а ты — плутуешь.

— Зарапортовались, отец Иван, — сухо отозвался обиженный поп.

— Ты что делаешь, когда солнце восходит? Храпишь, слюни носом пускаешь, а? А он тебе, как солнышко восходит, буря ли, непогодь ли — лезет на колокольню и самым громким голосом кричит: спать спите, а Бога не забывайте — новый день занялся. Это как по-твоему?

— Ничего особенного. А что касается сна, так при ихнем многоженстве…

— Ты понимаешь ли, чт? такое сон? Ничего ты, лысый, не понимаешь. А он в это понятие вник до самого существа. Спать, говорит, спите, проклятые, а Бога не забывайте! Что же касается жен, — о. Иван высокомерно взглянул на собеседника, — то жены нужны для потомства.

— А по-моему, это блуд, неистовство плоти.

— С тобой разговаривать, — рассердился о. Иван. — Ты это пойми: плохой тот хозяин, который семя держит в мешке, а не рассевает его по полю. Это, брат, не я, это Магомет сказал.

О. Иван сочинил слова Магомета, но не заметил этого и победоносно задрал бороденку кверху.

— Покайтесь, отец Иван, — попросил о. Сергий. — Возьмите ваше слово назад. Подумайте: шестьдесят лет жили честно, благородно, сколько детей накрестили, сколько покойничков схоронили, внуки у вас есть, каково внукам-то; а жена-то ваша? Ведь если ей сказать про ваши планы…

В комнату неслышно протискался дьякон и мрачно стал у порога, — оба попа сделали вид, что не заметили его.

— По деревне гул идет, — продолжал о. Сергий слезливо, — бесчинство началось: не только бабы, но и мужики всякого смысла лишились.

Вступился дьякон.

— Это от граммофона, — мрачно сказал он. — Тут ничего не поделаешь. Совесть не выдержала, колесом пошла.

— Ну ты тоже! — недовольно отозвался о. Сергий. — Сам ты колесо.

— А почему сдох щенок? Господи, и на кого Ты нас покинул, — взмолился дьякон, — моченьки моей не стало, лучше бы мне у груди матери помереть, чем дожить до такого… Куда теперь идти? Одна дорога, что в кабак, что воровать.

— Соблазн! — вздохнул о. Сергий.

— Заранее говорю: вяжите меня, пока я не начал, — мрачно гудел дьякон, не отходя от притолоки, похожий на телеграфный столб, — истощился я и гляжу беспредметно; и вскоре потеряю окончательный смысл.

О. Сергий указал рукой на дьякона.

— Глядите, чт? наделали, отец Иван. Аще, сказано, кто соблазнит единаго от малых сих…

— От малых сих, — мрачно подтвердил дьякон.

— Тому…

— Тому, — вторил дьякон.

О. Иван вскочил и затопал по полу мягкой туфлей.

— Не желаю! — крикнул он. — Довольно посмеялись надо мною — кости повысушили. Не желаю! Вон!

Пришлось уйти. И опять в тишине бурлил самовар, и опять в тишине громко тянули чай с блюдечек и громко вздыхали. Дьякон попробовал было излиться перед о. Сергием, но тот строго пригрозил ему пальцем, и тишина восстановилась. Постучали осторожно к о. Ивану в дверь:

— Огня не надо ли? Не понадобилось; так и проходил о. Иван весь вечер в темноте, натыкаясь на стулья. Хотя дьякон жил рядом, но, ввиду тревожного времени, решил остаться ночевать; и попадья об этом просила. И уже когда укладывались все, о. Иван потребовал к себе попадью, — вышла она совсем запуганная и ничего не понимающая.

68